Хотите - верьте...
Я верю, что страдания и зло отравляют воздух и почву, впитываются в стены, как радиация. Этот долгий полураспад радиации зла люди называют призраками...
В этой испанской деревне мы искали себе дом. Мне нравилась наша риэлтор Салли - пожилая англичанка, худая, загоревшая до цвета самого темного меда, с прекрасным выговором и белокурым лошадиным хвостом. Она лихо носилась по деревням, похожим на кусковой рафинад, на своем побитом “Ленд Ровере”, используя как дороги русла пересохших рек.
Серый удав дороги, ползущий вверх между кактусов, олив, под стрекот цикад...
Мы на месте. На улицах - ни души: сиеста.
Первый дом, который мы должны были осмотреть, когда-то был мясной лавкой. Второй - школой. Мясную лавку превратили в жилое помещение довольно удачно: большая витрина с видом на мавританскую крепость на соседнем холме.
Вот если бы не крюки, все еще торчавшие над кухонными шкафами и не подозрительно крупный слив в кафельном полу душевой… В доме давно никто не жил.
На холмах паслись маленькие андалузские кони, на главной площади лениво бил теплый фонтан, стрижи оглушительно нарезали высокую синеву.
Риелтор, в прошлом журналистка одного лондонского таблоида, неумолчно рассказывала о своем ранчо, где разводит лошадей и собак, потому что продажей домов не прожить. Но что из Испании ни за что никуда не уедет и в Англию ни за что не вернется. Как будто мы стремились ее убедить.
Второй дом казался на фотографиях именно тем, что мы искали: пряди буганвилеи над крыльцом, большие, квадратные комнаты (судя по описанию). Крыша террасы - виноградная лоза. И лучший вид на мавританскую крепость. В доме тоже давно никто не жил.
Мы вошли в холл, устеленный многолетней почтой и хрусткими, темными газетами. Школьный коридор, серо-зеленые стены. Все комнаты - одинакового размера. Гостиная, столовая, кабинет - все бывшие классы, довольно небольшие. Было легко представить здесь много раз крашенные парты с вырезанными тайком словами.
Внезапно знакомый голос пропел "Yesterday": телефон Салли. Она сразу перешла на воркующий испанский, отчего у нее как-то совершенно изменилось лицо, не его выражение, а именно лицо, словно это была уже какая-то иная Салли. Она сказала, что должна срочно уехать и вернется самое большее через двадцать минут.
Мы договорились, что, закончив осмотр, будем ждать ее в деревенском баре. Нет, не потеряем ключи.
Она ушла, а мы остались.
Переглянулись.
Дом был именно таким, какой мы давно искали.
Конечно, пока только чистый холст. Впрочем, не очень чистый… Но ничего. Мы приведем все в полный порядок.
"Если и спальни также просторны…Ну что, кажется, наши поиски окончены - прекрасный дом, хотя и очень запущенный, но и вид на крепость, и - цена!"
Мебели в доме не было нигде, кроме кабинета директора.
Там стоял очень старый, огромный письменный стол.
И стул посередине комнаты. С гнутыми ножками.
Одна стена в коридор была стеклянной.
Я совершенно машинально щелкнула старинным, круглым медным выключателем с патиной зелени.
Электричество в доме, конечно же, отключено.
Однако, я ошибалась: тусклая лампочка на полосатом шнуре зажглась. Муж бродил по большой, пустой кухне в конце коридора.
Как только зажглась лампочка, я почувствовала резко, волной поступившую тошноту. Она нарастала, мне казалось, что меня вырвет.
— Мне плохо!
— Что с тобой?
— Пойдем отсюда!
— Что с тобой?
Я села прямо на пол. Подкосились ноги.
Муж чувствовал себя нормально и ничего не понимал.
— Пойдем отсюда!
…На террасе бара тошнота прошла. Я заказала белого вина. Мы познакомились с пожилыми супругами за соседним столиком. Они сами заговорили с нами. Бывшие учителя из Йоркшира.
— Я всю жизнь преподавал историю, Джейн - математику. Здесь мы уже двадцать лет. Как только вышли на пенсию, решили стариться в тепле. Прекрасная деревня. Дружелюбные люди. Дешевые вина. Отличные тапас. Переезжайте и не раздумывайте, вам тут понравится! Люди просто очень дружелюбны, поверьте - слегка заплетающимся языком убеждал пожилой джентльмен с лицом совершенно красного цвета в обрамлении совершенно белых всклокоченных волос. — Кто бы мог подумать, что, всего лишь несколько десятков лет назад эти милейшие люди здесь так шинковали и дырявили друг друга… Впрочем, не они одни... А сейчас - никаких следов. Национальное примирение - и конец. Как и не было ничего. Непостижимо... Никакой памяти. Все забыто. Как и не было. И это правильно. Но непостижимо. Не укладывается в голове.
— Да, тут такое творилось во время Гражданской войны… - вступила в разговор его жена. Деревня вся была за Франко. В местной школе фалангисты держали пленных…
Тут в бар влетела запыхавшаяся Салли.
…Мы возвращались в гостиницу под огромными, ненастоящими звездами. Летучие мыши носились над нами по непредсказуемым, истерическим траекториям.
— Мне стало плохо, как только я повернула там выключатель, в кабинете… Ну, в комнате со столом… И стулом. Только там и зажегся свет. Помнишь?
Муж смотрел на меня встревоженно:
— Свет? В кабинете? С каким столом…? Ты меня пугаешь. Во-первых, электричества в доме не было: я проверил. Во-вторых, никакой мебели. Вообщe.
! Орфография и стилистика автора сохранены
