Дмитрий Запольский:
"Лебединое озеро" началось у меня утром. Телевизор стоял на полу, а рядом на одеяле играл с кубиками десятимесячный сын Эрик. Мы были в гостях у тещи в далеком сибирском городе Кызыле, столице республики Тува. Сначала я как и все нихрена не понял, но через минут двадцать стало доходить: в Москве что-то нехорошее. Первый вариант — убили Горбачева. Второй — война. Третий — военный переворот. Я бегу в местный парламент, показываю удостоверение депутата Ленсовета, мент что-то лопочет, но пропускает: слишком напористо я наседаю на него. Пустое здание. Никого. Где-то в приемной какого-то местного князька нахожу вменяемого депутата. Он тупит. Хватаю его и тащу в соседнее здание- республиканский КГБ, требую срочно связь с Верховным Советом СССР. По закону о депутатском статусе они обязаны обеспечить связь. Меня принимает любезный пожилой полковник. Я звоню в приемную Ельцина. Все линии заняты или заблокированы. По одной отвечают, что никого нет на месте, Ельцин вне доступа. Прошу соединить с Собчаком. Тоже бесполезно. Чудом дозваниваюсь до оперативного дежурного по комендатуре Дома Союзов. Там мне говорят, что сейчас начнется пресс-конференция ГКЧП. Что делать? Надо собирать инициативные комитеты местных советов и обсуждать ситуацию. Бежим обратно в республиканский верховный совет, но просим КГБ организовать оперативную линию по ВЧ с верховным Советом. В здание подтягиваются тувинские депутаты. Их человек пятьдесят. Все растеряны. Говорят, что глава республики поддержал арест Горбачева и Ельцина. Что надо объявить комендантский час. На крыльце начинает собираться народ: учителя, врачи, сотруднки музея, театра, военные… Короче, люди, умеющие читать по-русски. Я требую у коменданта Верховного Совета радиоприемник из военного мобилизационного НЗ. Он неохотно открывает комнату спецсвязи (отключенной несколько лет до этого) и разрешает подключить радио. Я настраиваю на волну би-би-си на средневолновом диапазоне. Выхожу на митинг. Выступаю и объявляю о создании комитета народного спасения. Народ начинает подтаскивать жрачку и термосы с чаем. Разница во времени с Москвой часов пять. Потихоньку становится ясной картина. ГКЧП…"
Олег Козырев:
"Август 1991. Главная дата современной России
Август 1991 года прекрасен.
Трясущееся трусливое собрание гэбэшников и партноменклатуры. И красивый восставший против ГКЧП народ. Подневольная армия, которую согнали в Москву. И настоящие офицеры, солдаты, переходящие на сторону людей. Кучка прячущихся друг за другом заговорщиков. И сильный смелый Ельцин (Ельцин 1991 года был действительно крут). Затаившиеся по пыльным углам своих квартир единичные сторонники путча. И бесстрашный многотысячный русский народ, ставший перед танками.
Прекрасные дни. Они всегда останутся в моей памяти как дни правильного поступка и удивительно единодушного выбора народа. Москвичи в тот день показали, что не зря столица в нашем городе находится. Тревога первого дня. Сбор единомышленников у Белого дома. Мужество первых дней и ночи. Ожидание и… победа.
Словно в сказке за три дня Россия изменилась. Вошла в пасть чудовища, но чудовищу оказалась не по зубам.
Сам народ. Мирно. Смелостью своей и стремлением к правде скинул морок, семьдесят лет душивший страну. Опрокинул казавшихся железными товарищей так, что головы их покатились по мостовой.
Доброта и мирный характер того протеста позволил чудовищу сохраниться, не быть раздавленным, осужденным честным и публичным судом за все то зло, что творили с собственным народом красные правители. Но разве кто может осудить героя, совершающего подвиг? Подвиг остается подвигом, кто бы потом на могилу героя ни пришел и ни начал пожинать плоды в корыстных целях.
Спасибо всем вам, мои друзья и товарищи, кто был там рядом со мной у Белого дома в те дни. И вечная слава героям, отдавшим свои жизни за то, чтобы Россия была свободной и сильной страной".
"Конец времени, продолжавшегося 24 года, оказался очень плохой", — констатирует Павел Афанасьев.
Егор Седов:
"А когда он наступил, этот конец? Ну, не сейчас же, и не в 2014-м? Может, в 1999-м? Или в середине 90-х, с приходом в МИД ныне умершего любителя арабских режимов, когда "внезапно оказалось", что мы не только не стремимся в НАТО, но ужасно обеспокоены "продвижением на Восток"? Или в декабре 1994-го, с началом Первой чеченской? Или в январе 94-го, когда выяснилось: десятки тысяч людей сидели уже по несуществующим совковым "экономическим" статьям, и демократическая власть даже не почесалась? Или в 92-м: кто-то (ну, кроме Галины Васильевны Старовойтовой, но ее же отставили, уступили Верх. совету) слышал в демократической ельцинской России крики пытаемых садистами ингушей? Или летом 92-го, когда империя протянула щупальце в Транснистрию? А может быть, конец и вовсе наступил в том же 91-м, когда "демократические" (это вот все те же митковы-киселевы) СМИ яростно выступили в защиту садистов из рижского ОМОНа, экстрадиции которых требовала Латвия?"
"Извиняйте, коллеги, годовщину августа-1991 с некоторого времени более не праздную, так как все завоевания оного с треском про***ны, и на дворе опять совок, причем в ухудшенной версии. Вот вернем ситуацию на свое место — тогда будем праздновать", — пишет Владимир Милов.
Светлана Гаврилина:
"Я не успеваю на Исаакиевскую [на сход в честь 24-годовщины Августа-91. - Прим. ред.] Привет всем хорошим людям, которые придут. А может, и хорошо, что не успеваю. Потому что нервов нет никаких, а там обязательно кто-нибудь ляпнет идиотскую фразу "Россия будет свободной". Четверть века в раскорячку, и все "будет свободной"? Ну была условно-свободной, так сама же себе устроила все сегодняшние прелести. И многие ветераны августа-91, которые сегодня придут, наверно, туда погрустить, ручку к тому приложили…."
Максим Вялков:
"1. 1991й год — не заслуга Ельцина. Он просто оказался в нужном месте в нужное время.
2. Для меня Ельцин всегда был и остается душителем свобод, секретарем обкома и военным преступником (Грузия, Молдова, Северный Кавказ).
3. Я не люблю всех правителей России — вообще всех без исключения. Вот прямо с основателя Русского Царства Ивана Грозного.
4. Для меня это день памяти Кричевского…
5. Совок развалился правильно и закономерно — не скорблю. Рад за тех, кто от СССР отделился".
"Несмотря на то, что официальным днем прекращения существования Советского Союза считается 26 декабря 1991 года, несовместимое с жизнью ранение ему было нанесено примерно 4 месяцами раньше — 21 августа. Таким образом, именно на сегодняшнюю дату приходится один из самых значительных праздников в новейшей истории человечества", - пишет Павел Соболев.
Евгений Левкович:
"Хотя мне и было всего 13 лет, но я чувствовал. Мы с другом говорили родителям, что идём играть в футбол, а сами ездили поглазеть к Белому дому, и я чувствовал там, что происходит что-то важное — поэтому, собственно, и ездил.
Ещё я чувствовал что-то совсем трудно формулируемое, назовём это подвохом, потому что я видел, что за всё происходящее болеет моя родня, но она, при этом, ни в чём никак не участвует. 20 августа как раз был очередной день рождения моей бабушки, собрались все близкие и дальние, человек тридцать, наверное, все переживали за Ельцина, но за пределы стола так и не вышли. Уже позже я узнал, что у Белого дома, в самый решающий день, из всех тридцати близких и дальних под дождём мок только один человек. К этому соотношению я вернусь чуть позже, а пока — дядя Юра, человечище, я вас очень люблю и уважаю.
Ещё я чувствовал тревогу, внутри меня было огромное количество тревоги, я не мог дышать. Только потом я понял, откуда она взялась. Из выключенного телевизора. У нас дома их было два, и оба всегда работали на полную мощность — вне зависимости от времени суток, от того, какие программы шли и смотрит ли их кто-нибудь. Телевизоры излучали привычный уклад жизни. А тут смотреть было нечего совсем — и их выключили, и дома воцарилась зловещая, сжимающая горло тишина. Впоследствии подобное происходило ещё только один раз — когда умер дедушка.
А 22 августа телевизоры включили, голоса ведущих были особенно торжественны, и я, конечно, радовался вместе со всеми, а бабушка моя, будучи самой политизированной в семье, и вовсе плакала от счастья.
А сейчас мне 37 — и я не чувствую. Натыкаюсь в ленте на воспоминания, очерки, фотографии Ельцина с подписью "спасибо деду за победу" — и ничего.
Ведь не было никакой победы, зачем вы себя (или кого?) обманываете? Десять тысяч человек в решающий день в девятимиллионном городе — сколько это? Каждый девятисотый? Капля. Чтобы смыть её в море истории достаточно было одного плевка. И если "спасибо", то вовсе не деду, выросшему в той же поганой среде, что и его предшественники, а измученному Афганом, лицемерием и нищетой спецназу, отказавшемуся стрелять, а ещё импотентной партийной элите, всё богатство которой заключалось в льготах, дачах и персональных "Волгах". Это я уже не чувствую, а знаю, спустя двадцать с лишним лет.
Примерно в эти же месяцы, во время той самой массовой эйфории, Михаил Жванецкий напишет: "Все хорошо в сегодняшних переменах. Одно плохо: нам их дали".
Жванецкий — гений, он всегда чувствовал больше, чем все мы вместе взятые".
Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter
